Если без обобщений, коллизий, аллюзий и прочей малопонятной взрослой ерунды, то конкретно для меня крот – зверь моего детства. Такой же интересный и сказочный, как и то время, которое уже давненько вприпрыжку убежало в тот чудесный край, где кино – каждый день. А сказка… Что это такое? Та же самая реальность, разбавленная привнесённой в прозу жизни поэтикой вымысла и преобразованная фантазией рассказчика до того уровня, когда строгая достоверность незаметно сменяется той же самой достоверностью, но уже – не строгой.

Едешь на велосипеде за лещиной, чтобы удилище хорошее вырезать, да не одно. Неспешно вьётся дорога, повторяя изгибы лога в тщетной надежде обойти обступившие его с обеих сторон, поросшие широколиственным лесом бугры и вырваться на оперативный простор, где от тебя и до самого горизонта – ни-че-го. Только ровная столешница степи, накрытая мягким покрывалом колышущихся под раздольным ветром седых метёлочек ковыля.

Георгин, он же георгина, он же далия, он же жоржина, на родине своей, в Мексике некогда именовался акокотли (аккотля), т.е. «водяная труба», или же кококсоч, что означает «цветок с полыми стеблями». Некоторые авторы, правда, утверждают, что к мексиканским корням этого растения следует добавить гватемальские, другие – перуанские и чилийские.

Но с этим пусть разбираются специалисты. Мне кажется, что гораздо любопытнее другой факт: индейцы употребляли в пищу клубни растения, а полые стволы использовали в качестве водопроводных труб. Нам это сейчас может показаться странным, но ведь мексиканские георгины, по сравнению с нашими – просто великаны. Dahlia imperialis, например, достигает нескольких метров в высоту.

Утро. Я всё ещё смотрю сон, который мне не суждено досмотреть. На меня падает, а точнее, обрушивается младшая сестра с криками: «Давай играть!».

Когда я не занят, то стараюсь уделять ей как можно больше времени, но не в шесть же часов утра... В это время в выходной день хочется еще хоть немного поспать, но…

– Не сейчас, – отвечаю я.
– Сейчас, – настаивает она.

Высказав всё, что можно, в подушку, всё-таки нахожу в себе силы сказать ей ещё раз «нет». Но когда слышу: «Ты мне построишь город или магазинчик?», – то вскакиваю с кровати, произнося: «А что случилось со вчерашним городом, который я строил?»

Сестрёнка улыбается и говорит, что он ей не понравился, или она гналась за кошкой и случайно … Тут я громко произношу: «Играть не буду», – и она уходит в спальню. Нет, не подумайте, что она обиделась. Она пошла за коробками, в которых хранится множество разноцветных деталей.

Всем известен новокаледонский ворон по имени Бетти (ворон – это вид, а Бетти – дама). О её способностях в своё время много писали. И вот английские учёные задумались: а не проверить ли на наличие ума грачей, они ведь из того же семейства, что и Бетти?

Как жить, если принять за аксиому, что правды про окружающий меня Мир и про Другого – нет, и что реальность – и моя, и Другого – дается только в моих ощущениях/эмоциях/смыслах? Которыми я и пытаюсь «оформить» свой жизненный опыт? Тут, мне кажется, в попытках сориентироваться «кто я, что я, кто все эти люди» на первый план выходят качества контакта – с собой, с моим окружением, с миром…

А что такое правда? Это такое… фиксированное, раз и навсегда установленное знание. Которое есть независимо от моих ощущений в данный момент… За которое можно подержаться, как за буек, если вдруг «накроет» страхом и неопределенностью.

Если правды – нет, за что мне держаться в этой жизни? Получается, что в основном за себя. Я становлюсь центром своей Вселенной. Которую населяют феномены моего сознания. Одиноко как-то сразу… Но вроде переносимо.